Беннетт помолчал, затем из груди его вырвалось восклицание. Упоминание о Хайнетте всколыхнуло в нем неприятные воспоминания.
– Что такое с Юстосом Хайнеттом? – спросил оп.
– У него свинка.
– Свинка, не может быть? Неужели свинка? – мистер Беннетт завертелся на постели. – У меня никогда не было свинки. Ведь это очень заразная болезнь Ужасно! И зачем мы только переехали в этот дом?
– Нет ни малейшей опасности, папочка, не волнуйся. На твоем месте я попробовала бы уснуть. Ты, должно-быть, утомился сегодня утром.
– Да разве я могу уснуть? – воскликнул мистер Беннетт, но спустя пять минут после ухода дочери он спал уже крепким сном.
Он проснулся спустя полчаса с каким-то смутным чувством, что в доме не все благополучно. Ему снилось, будто он шел в Нью-Йорке по Пятой Авеню во главе военного оркестра в одном купальном костюме. Сидя на кровати и протирая глаза, он продолжал еще слышать гром военного оркестра. Весь воздух гудел от музыки. Вся его комната была наполнена ею. Волны звуков, казалось, поднимались с пола и окружали его постель. Мистер Беннетт согнал последние остатки сна и вдруг почувствовал глубочайшее раздражение. Только один единственный инструмент в доме мог издавать такой адский грохот, а именно оркестрион, помещавшийся под самой его комнатой, в гостиной. Он позвонил.
– Не иначе, как мистер Мортимер завел эту проклятую машину в гостиной? – обратился он к вошедшему Уэбстеру.
– Так точно, сэр. Романс Тости «Прощай». Очаровательная вещь, сэр.
– Пойдите и скажите, чтобы он прекратил это.
– Слушаю, сэр.
Мистер Беннетт снова улегся в постель, но раздражение его не утихало. Слуга вернулся. Музыка продолжала оглушительно греметь, как ни в чем не бывало.
– Я вынужден сообщить вам, сэр, – произнес Уэбстер, – что мистер Мортимер отказывается исполнить вашу просьбу.
– Вот как, он так и сказал?
– Так точно, сэр.
– Хорошо, помогите мне одеться.
Уэбстер исполнил приказание, а затем вернулся в кухню, где сообщил кухарке, что, по его мнению, барину несдобровать и что, будь он, Уэбстер, человеком азартным, он поставил бы в предстоящем единоборстве все свои деньги на «Консула», как прозвали слуги мистера Мортимера старшего.
Тем временем мистер Беннетт спустился в гостиную, где застал своего бывшего друга на диване с сигарой во рту на расстоянии по крайней мере двенадцати футов от оркестриона, продолжавшего греметь что было силы.
– Остановите вы когда-нибудь эту проклятую штуку? – вскричал мистер Беннетт.
– Нет, – кратко ответствовал мистер Мортимер.
– Тише, тише, – произнес чей-то голос. Джэн Геббард стояла в дверях с молчаливым укором в лице. – Это нужно прекратить, спокойно произнесла Джэн Геббард. – Вы беспокоите моего больного.
Она без колебаний подошла к инструменту, твердой рукой исследовала его ребра, надавила что-то, и оркестрион замолк на самой середине арии, после этого она спокойно направилась к двери и вышла.
Низменная сторона характера мистера Беннетта заставила его поиздеваться над побежденным.
– Что, съели? – обратился он к мистеру Мортимеру.
– Нахальная девица, – промямлил мистер Мортимер, стараясь замаскировать свои оскорбленные чувства. – Я сейчас снова заведу его.
– Попробуйте, попробуйте!
– Имею на то полное законное право, – ответил мистер Мортимер. – Да найдется еще немало других вещей, которые я тоже имею право делать.
– Что вы хотите этим сказать? – воскликнул встревоженный мистер Беннетт.
– Ровно ничего, – ответил мистер Мортимер, раскрывая книгу.
– Мистер Беннетт вернулся к себе в комнату, испытывая некоторую душевную тревогу.
В течение получаса он лежал на кровати, что-то соображая, затем позвонил и приказал позвать к себе дочь.
– Я хочу, чтобы ты отправилась в Лондон, – обратился он к ней. – Мне необходимо посоветоваться с юристом. Поезжай немедленно и повидайся с сэром Мэлэби Марлоу. Скажи ему, что Генри Мортимер делает мне всякие пакости, прикрываясь своим знанием закона, и я бессилен против него. Попроси сэра Мэлэби приехать сюда. Если же он не может приехать сам, пусть пришлет кого-нибудь вместо себя, хотя бы своего сына, если тот что-нибудь смыслит в этом деле.
– Я уверена, что да.
– Вот как? А ты откуда знаешь?
– Просто по виду. Он показался мне очень умным, поправилась Билли.
– Я этого что-то не заметил. Ну, пусть он приедет, если отец слишком занят. Поезжай сегодня, так, чтобы завтра утром ты могла с ними увидеться. Можешь остановиться в гостинице «Савой». Я послал Уэбстера справиться относительно расписания поездов.
– Через час есть очень удобный поезд. Я на нем и уеду.
– Извини, пожалуйста, что я так затрудняю тебя, – сказал на прощанье мистер Беннетт.
– Что ты, папочка, – воскликнула Билли: – я всегда рада сделать для тебя что-нибудь приятное.
Глава XI
Мистер Беннетт проводит неприятную ночь
Осколок скорлупы омара, вонзившийся в язык мистера Беннетта без двадцати минут два, все еще торчал там в половине двенадцатого ночи, когда этот преследуемый судьбою джентльмен задул свечу и решил утешиться ночным сном. Он еще ничего не подозревал о своем несчастье. Правда, он чувствовал легкую боль в кончике языка, но мозг его был слишком перегружен другими заботами, чтобы он обратил внимание на это. Боль была настолько незначительна, что, перевернувшись на бок, он тотчас же наполнил всю комнату своим ритмическим храпом.
С каким бы удовольствием мы оставили этого человека наслаждаться заслуженным отдыхом. Но факты всегда остаются фактами. И, оставив мистера Беннетта со спокойным чувством, что все в порядке, мы принуждены вернуться к нему через три часа и установить, что положение изменилось к худшему. В комнате полный мрак, и вначале глаза наши ничего не различают. Затем, привыкнув, к темноте, мы начинаем постепенно различать, что он сидит на постели, уставившись перед собою в одну точку, в то время как указательный палец его правой руки осторожно ощупывает кончик высунутого языка.
Затем мистер Беннетт зажигает свечу, и мы можем уже вполне ясно видеть его. Мистер Беннетт сидит, осиянный светом свечи, с высунутым языком, и первые капли холодного пота выступают на его челе. Человеку с его цветом лица трудно стать бледным, но все же он побледнел, насколько это было возможно. Его охватил ужас. Любимым чтением мистера Беннетта были медицинские книги, и теперь ему не нужно было доктора, чтобы установить близость рокового конца. Рок нанес ему решительный удар. Час его пробил, и через какой-нибудь миг люди станут говорить о нем уже в прошедшем времени.
Человек, очутившийся в положении мистера Беннетта, испытывает странные и чрезвычайно разнообразные эмоции. Немало писателей, обрадовавшись такому случаю, презрели бы дороговизну бумаги и посвятили бы целых две главы анализу мыслей такого несчастного. Но мы не принадлежим к их числу. Мы не станем описывать чувства, охватившие мистера Беннетта. Мы
